Смотрите также:
Г. В. Стадников. «Биография писателя»
Н.А. Жирмунская. Поэма Генриха Гейне Атта Троль
Аркадий Полонский. Генрих Гейне в Мюнхене
Генрих Гейне - современник двух эпох
Ваши закладки:
Вы читаете «Стихи (пер. Маршак и А. Толстой)», страница 1 (прочитанно 0%)
Стихи (пер. Маршак и А. Толстой)
Генрих Гейне. Стихи
(пер.Маршак и А.Толстой)
(1797-1856)
* ПЕРЕВОД С. Маршака *
Файл с книжной полки Несененко Алексея
http://www.geocities.com/SoHo/Exhibit/4256/
"Когда выхожу я утром..."
"Над пеною моря, раздумьем объят..."
"В почтовом возке мы катили..."
"Когда тебя женщина бросит, - забудь..."
"Как из пены вод рожденная..."
"Чтобы спящих не встревожить..."
Лорелей
"Рокочут трубы оркестра..."
Гонец
"Двое перед разлукой..."
"Они мои дни омрачали... "
"Кто влюбился без надежды..."
"Как ты поступила со мною..."
"Весь отражен простором..."
"Не подтрунивай над чортом..."
"Какая дурная погода!"
"За столиком чайным в гостиной..."
"С надлежащим уважением..."
"Твои глаза - сапфира два..."
"Прекрасный старинный замок..."
"Материю песни, ее вещество..."
Большие обещания
Погодите!
x x x
Когда выхожу я утром
И вижу твой тихий дом,
Я радуюсь, милая крошка,
Приметив тебя за окном.
Читаю в глазах черно-карих
И в легком движении век:
- Ах, кто ты и что тебе надо,
Чужой и больной человек?
- Дитя, я поэт немецкий,
Известный в немецкой стране.
Назвав наших лучших поэтов,
Нельзя не сказать обо мне.
И той же болезнью я болен,
Что многие в нашем краю.
Припомнив тягчайшие муки,
Нельзя не назвать и мою.
x x x
Над пеною моря, раздумьем объят,
Сижу на утесе скалистом.
Сшибаются волны, и чайки кричат,
И ветер несется со свистом.
Любил я немало друзей и подруг.
Но где они? Кто их отыщет?
Взбегают и пенятся волны вокруг,
И ветер протяжно свищет.
x x x
В почтовом возке мы катили,
Касаясь друг друга плечом.
Всю ночь в темноте мы шутили,
Болтали - не помню, о чем.
Когда же за стеклами в раме
Открылся нам утренний мир,
Амур оказался меж нами,
Бесплатный слепой пассажир.
x x x
Когда тебя женщина бросит, - забудь,
Что верил ее постоянству.
В другую влюбись или трогайся в путь.
Котомку на плечи - и странствуй.
Увидишь ты озеро в мирной тени
Плакучей ивовой рощи.
Над маленьким горем немного всплакни,
И дело покажется проще.
Вздыхая, дойдешь до синеющих гор.
Когда же достигнешь вершины,
Ты вздрогнешь, окинув глазами простор
И клекот услышав орлиный.
Ты станешь свободен, как эти орлы.
И, жить начиная сначала,
Увидишь с крутой и высокой скалы,
Что в прошлом потеряно мало!
* * *
Как из пены вод рожденная,
Ты сияешь - потому,
Что невестой нареченною
Стала ты бог весть кому.
Пусть же сердце терпеливое
Позабудет и простит
Все, что дурочка красивая,
Не задумавшись, творит!
x x x
Чтобы спящих не встревожить,
Не вспугнуть примолкших гнезд,
Тихо по небу ступают
Золотые ножки звезд.
Каждый лист насторожился,
Как зеленое ушко.
Тем временем:
..... Только и всего, только
одно мгновенье! Почему именно в этот день и час, именно в эту минуту и по
такому пустому поводу впервые в жизни вспыхнуло мое сознание столь ярко, что
уже явилась возможность действия памяти? И почему тотчас же после этого
снова надолго погасло оно?
Младенчество свое я вспоминаю с печалью. Каждое младенчество печально:
скуден тихий мир, в котором грезит жизнью еще не совсем пробудившаяся для
жизни, всем и всему еще чуждая, робкая и нежная душа. Золотое, счастливое
время! Нет, это время несчастное, болезненно-чувствительное, жалкое.
Может быть, мое младенчество было печальным в силу некоторых частных
условий? В самом деле, вот хотя бы то, что рос я в великой глуши. Пустынные
поля, одинокая усадьба среди них... Зимой безграничное снежное море, летом
-- море хлебов, трав и цветов... И вечная тишина этих полей, их загадочное
молчание... Но грустит ли в тишине, в глуши какой-нибудь сурок, жаворонок?
Нет, они ни о чем не спрашивают, ничему не дивятся, не чувствуют той
сокровенной души, которая всегда чудится человеческой душе в мире,
окружающем ее, не знают ни зова пространств, ни бега времени. А я уже и
тогда знал все это. Глубина неба, даль полей говорили мне о чем-то ином,
{11} как бы существующем помимо их, вызывали мечту и тоску о чем-то мне
недостающем, трогали непонятной любовью и нежностью неизвестно к кому и чему
...
Где были люди в это время? Поместье наше называлось хутором, -- хутор
Каменка, -- главным имением нашим считалось задонское, куда отец уезжал
часто и надолго, а на хуторе хозяйство было небольшое, дворня малочисленная.
Но все же люди были, какая-то жизнь все же шла. Были собаки, лошади, овцы,
коровы, работники, были кучер, староста, стряпухи, скотницы, няньки, мать и
отец, гимназисты братья, сестра Оля, еще качавшаяся в люльке ...
Почему же остались в моей памяти только минуты полного одиночества? Вот
вечереет летний день. Солнце уже за домом, за садом, пустой, широкий двор в
тени, а я (совсем, совсем один в мире) лежу на его зеленой холодеющей траве,
глядя в бездонное синее небо, как в чьи-то дивные и родные глаза, в отчее
лоно свое...